— Я хотела бы попросить вас вернуться в сегодняшнюю Россию с ее экономикой. В начале 2022 года многие экономисты предсказывали ей скорый крах. Прошло полтора года — а страна живет себе припеваючи. Почему не случилось обещанного краха из-за санкций?
— Пока не случилось, всё впереди. А не случилось сразу, потому что Европа пощадила Россию. Ради себя самой.
— Всё так просто?
— Всё очень просто. Европа очень боялась: если она быстро введет эмбарго на поставки российской нефти, то экономика рухнет у нее самой. Ей требовалось какое-то время на перестройку. Поэтому Евросоюз решил, что санкции против российской нефти будут введены только в декабре 2022-го. И это было объявлено. А когда ты о таком заранее объявляешь, все на рынке понимают, что надо заранее «прикупиться». Поэтому решение ЕС вызвало ажиотажный спрос на российскую нефть, и началась гонка цен вверх.
Это краткий пересказ сценариев.
Здесь детальный разбор.
Базовый сценарий — экономика продолжает развиваться в рамках уже сформированных трендов, а новых шоков на рынках нет:
— Инфляция вернется к 4% уровню в 2024 году
— Экономика вернется к стабильному росту в 1,5–2,5% к 2026 году
— За три года средняя ключевая ставка снизится до 5,5–6,5% годовых.
Усиление фрагментации — к текущей экономической ситуации добавятся новые геополитические шоки, санкций станет больше, а страны разделятся на блоки:
— Инфляция умеренно вырастет до 5-7% в 2024 году, а в 2025 вернется к 4% при условии жесткой денежно-кредитной политики ЦБ
— ВВП России сначала упадет, а после вернется к росту
— Ключевая ставка до 2026 года придет к желаемым 5,5–6,5% годовых, однако в 2024 году она составит 11-12%.
Рисковый сценарий — санкции против России, инфляция в развитых странах и общая деглобализация усиливаются.
В прошлом году, уже звучали аналогичные заявления со стороны премьера Мишустина о технологическом суверенитете.
И вот он говорит сегодня: «Возврат российской промышленности к прежней модели работы с опорой на импорт (тех самых импортных технологий, по большому счету, которые обсуждается в Пекине Штатами и Китаем) не будет».
Ровно год назад на том же «Иннопроме» Мишустин говорил:
«Выстроить собственный технологический суверенитет в кратчайшие сроки».
Год этому изречению. Вот на сегодня в динамике вокруг внешней политики, которую ведет Россия, и вокруг тех достижений, которые ее экономика демонстрирует, с технологическим суверенитетом, как и с возможностью российской промышленности существовать без опоры на импорт иностранных технологий — это слова или это уже обретает контуры какой-то реальности?
Какой-то процесс идет.
Вопрос в том, что такое технологический суверенитет: его параметры, кто вообще суверенен.
В российской интеллектуальной среде можно наблюдать типичную ситуацию: каждый раз, когда страна сталкивается с кризисом, группа либеральных экономистов делает апокалиптические прогнозы, предсказывая падение экономики на 20% или более, массовую безработицу и разрушение сбережений. Создается образ великой пустоши.
Однако, спустя год становится ясно, что катастрофы не произошло, экономика оказалась более устойчивой, чем ожидалось. Экономисты признают, что в этот раз ошиблись, что-то не учли, но обещают, что в следующий раз учтут все факторы и их прогнозы будут более точными. Такая ситуация повторялась уже трижды за последние десять лет: в 2014 году после санкций, в 2020 году в связи с пандемией COVID-19, а также весной 2022 года.
В эти дни происходит новая волна экспертного признания ошибок. Предварительные данные указывают на снижение ВВП на 2,5%, что считается явным успехом правительства и отличается от пессимистических прогнозов примерно в 10 раз. Наталья Зубаревич, Александр Аузан и другие известные экономисты заявляют, что их прогнозы не оправдались на этот раз.
Эта проблема только усугубляется.
В настоящее время отсутствует системное стимулирующее решение, способное помочь предпринимателям эффективно расширить объемы производства или запустить новые производства.
Хотя Россия начала заниматься импортозамещением в 2014 году после введения первых масштабных санкций, количество производственных предприятий, не связанных с добычей полезных ископаемых, согласно данным Росстата, продолжало снижаться с 2017 года. В некоторых регионах уже отсутствуют производственные предприятия.
Доля компаний-зомби в российской промышленности составляет 10-15%. Это неэффективные убыточные организации, находящиеся на грани банкротства, согласно анализу Центра конъюнктурных исследований НИУ ВШЭ. В обрабатывающей промышленности доля предприятий, понесших убытки, в 2020 году выросла до 25%.
На начало 2020 года доля импортных товаров в структуре затрат продуктовых производителей превышала 50%, согласно данным KPMG. Из 6 миллионов предприятий в секторе малого и среднего предпринимательства, всего около 5% являются производственными, в то время как в Германии этот показатель составляет 23%, а в Китае — более 40%.
Снижение продаж углеводородов означает снижение государственных доходов.
В 2022 году российское правительство имело дефицит в размере около 3 триллионов рублей (37 миллиардов долларов), или 2% ВВП.
В этом году планируется нечто подобное, но фактические данные о расходах и налогах за этот год заставляют это выглядеть оптимистично. Дефицит в пределах не менее 10 трлн рублей, что составляет 5% ВВП, выглядит более вероятным — по российским меркам это много.
Тем не менее, у российского государства есть много возможностей финансировать себя.
В российском суверенном фонде все еще есть около 150 миллиардов долларов (около 10% ВВП), даже после того, как в прошлом году он сократился примерно на 30 миллиардов долларов. Правительство могло бы также выпустить больше долга.
Небывалый экспорт в прошлом году оставил крупные российские энергетические компании с большим количеством денег, которые они должны где-то спрятать. Эти фирмы, которые в любом случае в основном принадлежат государству, также могут столкнуться с налогом на непредвиденные расходы, как это было в прошлом году.
Через неделю после СВО госсекретарь США Энтони Блинкен воскликнул:
«Стоимость рубля резко упала;
российский фондовый рынок закрылся из-за роста опасений бегства капитала;
процентные ставки более чем удвоились;
кредитный рейтинг России был снижен до мусорного статуса».
Американские власти явно надеялись, что «огромные, беспрецедентные последствия», которые они и их союзники наложили на Россию, включая «серьезные и долгосрочные экономические издержки», помогут затормозить Россию.
Однако в течение следующего года, несмотря на неоднократное ужесточение западных санкций, российская экономика восстановила свое равновесие.
МВФ ожидает, что в этом году он вырастет на 0,7% — наравне с Францией, и даже на фоне сокращения экономик Великобритании и Германии.
Надежда Запада на то, что состояние экономики России хоть как-то сдержит конфликт, угасла.
Однако такая оценка так же ошибочна, как и первоначальная эйфория Блинкена.
Экономическая война
Послужной список России в экономической войне гораздо лучше.
В глазах Путина Запад, а вместе с ним и Германия, давно стали стороной конфликта.
Знаете, что такое маленькая большая ложь?
Начальник цеха приврал директору. Директор чуть еще добавил, докладывая порученцу Чемезова, порученец добавил, докладывая Чемезову, Чемезов еще добавил, докладывая Путину. Цифра Росстата не может противоречить тому, что Путин узнал от Чемезова.
Потому что директора Росстата поставил Чемезов, а за год вон сколько людей арестовали за то, что они про Чемезова неправильно писали в Телеграмах.
Но есть две морали, два содержательных вывода.
Первый: скорее всего сегодня в России, на сколько упала российская экономика, не знает никто.